Взгляд библейского душепопечения

0
мин

sinХристианская вера делает характерные утверждения относительно Бога и настаивает на их отношении ко всем людям. Но ни одно из заявлений Библии о Боге не существует отвлеченно от равно характерных и настоятельных утверждений о человечестве. Вера «однажды за всех» говорит о реальных людях и существует для них в каждой ситуации реальной жизни. Речь не идет о людях с примесью определенной религиозности или о религиозной сфере жизни, в которой участвуют лишь расположенные. Люди — это творение Бога из Библии, созданные для верности, но поднявшие бунт: «Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы». (Еккл. 7:29) Эта действительность раскрывает даже мельчайшие детали нашей души. Людей можно исправить, преобразовать через Слово ставшее плотью: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:36). Этот выбор и его последствия определят тот спектакль, который будет разыгрываться каждый день в каждой душе. Волей-неволей это то, кем является человек, и что он делает. Знаем мы это или нет, включают это наши теории и виды терапии или нет, но целостность человеческой «психологии» имеет прямое отношение к Богу. Не возможно по-настоящему понять человека или помочь ему, если этот насущный хлеб человечества израсходован, а для изучения и помощи оставлены вымысел, тварь, робот, гуманоид, самозванец, труп.

Какое же отношение библейская точка зрения о человечестве имеет к современным социальным и бихевиористским наукам, а также к разнообразным видам деятельности, учреждениям, профессиям и процессам, которые приютились под моральным и интеллектуальным авторитетом «объективной, научной» психологии? У нас христиан есть определенная всеобъемлющая точка зрения касательно наших душ и исцеления от того, что нас беспокоит. Божий взгляд на нашу психологию и Его призыв к психотерапевтическому вмешательству основательно и глубоко отличается как от теорий, так и от видов терапии, которые доминировали в психологическом дискурсе и практике в двадцатом столетии.

 

Психология или виды психологии?

Слово психология используется так же, как и слова религия, философия, литература и политика. Всё это — общие термины, которые размещают нас в определенной системе противоречивых идей и идеалов, где соревнуются несопоставимые точки зрения, где радикально отличаются даже траектории исследования. Конечно же, это так, ведь эти большие слова дают названия реалиям первой важности: «Кто я? Что есть? Что важно? Почему это происходит? Что должно быть? Что и как должно измениться?» Таким образом, каждое из этих слов будет неизбежно во множественном числе: существует много видов психологии, много религий. В единственном числе психология лишь именует то поле вопросов и разногласий, на которое вы ступаете; ни на что важное о вопросах или ответах, с которыми вы столкнетесь, оно не указывает.

На самом деле интересные вещи появляются по мере того, как вы углубляетесь в детали и дебаты. Многие качественно отличающиеся точки зрения о душе представляют себя учителями истины и провозглашают свои сопутствующие виды психотерапии посланниками добра. Мы часто слышим такие обобщения как «результаты психологических исследований показали, что…» или «психология способна научить нас…», или «психология поможет с…». Но что же означают подобные фразы? Не существует целостной психологии. «Исследования» обычно являются очевидными, сомнительными или неопределенного значения подтверждениями. Когда бы кто-то ни цитировал учения авторитетной и однозначной психологии, мы всегда должны, хотя бы тихонько, спросить: «Какой из видов психологии ты имеешь в виду? Откуда ты знаешь, что это правда? И что?» Когда бы спасительная психология ни предлагала изменяющие жизнь взгляд и помощь, мы всегда должны настойчиво спрашивать: «Какой именно вид ты имеешь в виду? О чем конкретно он говорит и чем занимается? Почему? На самом деле?» Мы легковерны по отношению к опасности, потому что, как и в религии, в сфере психологии реальные люди живут и умирают в подробностях.

Что же тогда означает слово психология? Как же мы должны использовать это хорошее слово, и что мы должны думать о способах его употребления другими людьми? Слово многозначно, поле его значений огромно, на карту поставлены важные вопросы, потому возможность скользкой семантики велика. Я проведу различие между разными вариантами использования, разрезав пирог значений на шесть кусков: (1) функционирование человеческой души, (2) знания, исходящие из внимательных наблюдений, (3) многочисленные теории личностей, часто с резкими разногласиями в толковании души, (4) многочисленные психотерапевтические модели для исправления вреда, описанного определенными теориями, (5) текущая организация образования для обучения будущих профессионалов, включающая профессиональную практику и публикации, (6) распространяющиеся черты популярной американской культуры. Несмотря на взаимосвязь, это абсолютно разные вещи: основная природа, знания, пояснительные системы, практика вмешательства, социальные учреждения и социокультурная характеристика живых существ.

 

Непосредственно психология

Главное значение, непосредственно психология, попросту относится к функционированию человеческой души. Люди оперируют сердцем, душой, разумом и силой по отношению ко всему под солнцем и над ним. Непосредственно психология — это не рак, разрушающий ваше тело, но это все ваши реакции на рак и, возможно, факторы, способствующие возникновению и развитию вашей болезни. Непосредственно психология — это не переживаемые вами социальные условия, но это то, как вы толкуете и реагируете на эти условия и ограничения. Непосредственно психология — это ни дьявол, ни Бог, но то, как вы отвечаете на высказывания и поступки сатаны, то в вас, что делает ложь присущей или чуждой. Это также ваша реакция на то, что говорит и делает Бог, то в вас, что заставляет принять или уклониться от истины. Главное значение психологии — просто «вы», психологически деятельные существа.

Ваша психология — это то, кем вы являетесь, «функциональные» аспекты вашей жизни: вера, память, эмоции, совесть, тождественность, воля, отношение, действие, речь, воображение, восприятие, желание, допущение, познание, самообман, предвкушение (и т. д.), а также присутствующие во всем этом разнообразные движущие силы и взаимосвязи. Вдобавок, каждая ситуация, касающаяся сердца, души, разума и силы, с которой вы время от времени взаимодействуете, является той честной игрой, которая интересует психологию. Функции души соединены с соматическими процессами и наследственностью. Мы включены в социальные системы, многостороннюю культуру, экономику, политику, язык, мы даже существуем в цикле времен года и перемен погоды! Предмет обсуждения — «вы в вашем мире». Как и все современные западные виды психологии (и все мировые и местные религии, заменяющие психологию в местах, не подверженных западному влиянию), вера занимается непосредственно психологией. В конце концов, если мы когда-нибудь собираемся жить мудро, то должны знать себя такими, какими мы на самом деле являемся. Мы должны наследовать Божий взгляд, если хотим мудро приступать к вмешательству и изменению тех вещей, которые необходимо изменить в каждом члене каждой нации, племени, языка и народа.

 

Психология как знания о функционировании человека

Психология как знания относится ко многим видам тщательных наблюдений и описаний психологической деятельности человека, замеченным и описанным «фактам». Вот что делает наиболее интересными книги по психологии и психологов лично: они на высоте знают очень многое о людях. Способность предоставить богатства описаний и понимание того, как устроены люди (опыт проблемных ситуаций и результаты исследований), очень привлекают. Из этого можно составить книгу по психологии, которая бы соответствовала опыту людей. Три фактора содействуют глубине и широте знаний, часто присущих психологам теоретикам, исследователям или клиницистам: (1) они намеренно трудятся над получением знаний, (2) они проводят время с теми, кто желает открыть свою жизнь, (3) они часто открывают свою жизнь для изучения или рассмотрения самих себя.

Конечно, такое богатство информации и понимания людей может быть общим достоянием для многих кроме психологов. Психологические размышления можно найти у Шекспира и мещанских домохозяек, у Августина и наркозависимых, у Фрейда и вашего пастора, у пуритан и враждующих супругов, у буддистов и маленьких детей. Люди часто оценивают других людей с поразительной точностью. Есть старая пословица, которая говорит, что в селе никогда не ошибаются во мнении о характере человека. И иногда подающие меньше всего надежд лучше всего видят, одет ли король. Способность быть бестолковым и глупым — такое же всеобщее достояние, как и неправильное толкование и использование очевидного. Психологи не владеют преимуществом увидеть или освободиться от слепой глупости. Составляющая знаний в определенной части психологии (теории, научном исследовании, книге по самоусовершенствованию, разговоре с терапевтом, проективном тесте) может быть богатой или скудной, точной или искаженной, представляющей реального человека или карикатуру.

Этот аспект психологии интуитивно кажется наиболее «объективным», наиболее «нейтральным», наиболее «научным», наиболее информативным и объясняющим. Но психологические знания проявляют несколько поразительных качеств. Во-первых, чем более важна для жизни часть психологических знаний, тем больше она будет общим достоянием для всех типов людей и дисциплин, и тем более противоречивым будет ее значение; другими словами, чем более характерно «научной» является часть психологических знаний, тем менее «важной» она будет. Словом, чем важнее что-либо для понимания и влияния на то, чем живут люди — чем ближе это к теории личностей и прикладной психологии (см. два следующих раздела) — тем больше это сводится к описанию тех вещей, которые также знают, обсуждают и рассматривают богословы, поэты и здравомыслящие люди. Наука и клинические исследования дополняют эти знания и участвуют в такого рода дискуссиях, но никогда не решают споры. Хорошие родители и учителя начальных классов всегда автоматически знали, что открывает и уточняет Пиаже о когнитивном развитии детей (Piaget, 1982). Изучая гордость, психологи-исследователи могут много чего о ней подтвердить (Myers, 1981). Или клиницисты могут серьезно и неправильно истолковать динамику гордости во имя развития науки о природе человека (см., например, Adler, 1927). Как христианам, так и нехристианам это будет напоминать об опыте в детальных учебных иллюстрациях, но есть огромная разница между «уязвленным внутренним ребенком созависимого» (Bradshaw, 1990) и человеком, у которого «страх перед людьми» заменил страх перед Богом (Welch, 1997). Когда исследования удаляются от важных для ежедневного существования жизни знаний, значимость обретенных знаний уменьшается, какой бы увлекательной ни была полученная информация или запутанными поставленные вопросы. Мудрость (библейское понимание состояния человека и способность конструктивно обращаться с ним) невозможно сильно изменить новой теорией о нейровеществах познания и поведения или новой моделью того, как мозг обрабатывает, сохраняет и восстанавливает информацию.

Вторая характеристика: знания психологии никогда не представляют «просто факты». Теория многообразно влияет на наблюдения и исследования, избирая, искажая и подделывая факты. Даже так званый информационный уровень психологии выражает приверженность теории определенного вида психологии, а не какой-то абстрактной психологии в общем или «психологии как истины».

Знания появляются по какому-то избирательному принципу. Теория выбирает факты, основываясь на том, что она определяет важным. Лучшие результаты теории в том, что она направляет нас заметить определенные вещи, поставить их в центре и увеличить. Но обратная сторона избирательности состоит в том, что информация оказывает ограничивающее воздействие на восприятие. Неизмеримое количество фактов может игнорироваться: деревья, возможно даже целые леса, тихо падают, потому что там никого нет, кто бы услышал это. В телескопе можно увидеть глубинные вещи, сузив поле зрения. Та же сила, которая позволяет нам изучать одно, способна также пропустить важные факты и затмить общий вид и значение. Посмотрите в телескоп на звезду в Млечном пути, и вы не узнаете, что над землей только что пролетел спутник связи, или что в первую очередь существует Млечный путь. Мирские психологические исследования не видят и не докладывают о наиболее значимой информации о людях и неизменно теряют общий вид существующего. Они не могут увидеть определенные факты или не рассматривают их как важные. Только у веры есть принцип, при котором силу увеличения можно повернуть так, чтобы не потерять широту кругозора — переданная нам Божья точка зрения.

Более того, поскольку мы, люди, смотрим на всё теоретически проинформированным взглядом, то неправильная теория искажает каждый факт, точно так же как и истина истолковывает каждый факт правильно. Напрасно подозревающий свою жену в супружеской неверности муж располагает фактами: он видит, как она, опоздав на пять минут, тяжело дыша, с размазанным макияжем спешит на совместный обед. Но он неправильно истолковывает каждый факт, также как и не видит всего остального: ее машина обломалась в полумиле в этот знойный день, к тому же он так и не поработал над своей повинностью в измене три года назад. В мире, сотворенном, поддерживаемом и истолковываемом Богом, данные наблюдений в любой теории будут оказывать искажающее воздействие секуляризации. Наблюдения всегда представляются в контексте значений, верований, ценностей, приоритетов и целей. Ложные теории неправильно понимают существующее. У фарисеев и Петра были одинаковые органы зрительной, слуховой и нервной систем, с помощью которых они могли видеть, слышать и понимать Иисуса. Но первый из них видел и слышал обманщика и еретика, в то время как последний взирал и внимал своему Господу и Спасителю. Простой пример: когда Карен Хорни наблюдает за влечением людей добиться человеческого признания, силы, удовольствия и безопасности (Horney, 1942), она видит «невротические нужды», а не похоть плоти. По сути, невротических нужд нет, это теоретическая выдумка, миф, замещающий то, как Бог называет эти же явления. Только у веры есть принцип, с помощью которого можно постоянно исправлять нашу тенденцию искажать — это Божья точка зрения.

Зачастую, теория будет даже фальсифицировать «факты», исследуя выдумку направляемого теорией воображения. Все наблюдения в какой-то степени придуманы, но некоторые из них могут быть чистыми артефактами. Теория говорит нам, что некоторые вещи «должны быть там»; глаз непроизвольно заполняет детали. Иногда люди выдумывают. Общеизвестно, что данные исследований изменчивы и легко поддаются выдумкам; клиницисты чаще всего видят то, что ожидают увидеть. Иногда двусмысленные факты возникают благодаря соучастию изучаемых субъектов (например, синдром ложных воспоминаний). Иногда фальшивые факты возникают из-за предвзятого характера тестов (напр. тесты на измерение возможностей или психологических характеристик порождают предубежденные «данные» на основании теории). В каждом случае фальсификацию можно вычислить, но чаще всего это просто себе происходит. Только у веры есть принцип, с помощью которого можно постоянно исправлять нашу склонность выдумывать.

Информация и наблюдения всегда должны быть подвергаемы анализу точки зрения веры. Например, способности Фрейда наблюдать и излагать — просто поразительны. Когда он описывает оговорки или общие типы характера, или как ночные сны являются поприщем желаний и страхов, мы узнаём реальных людей, включая самих себя (Freud, 1900, 1901, 1916). Но у этих знаний уж больно подозрительный привкус — характерной фрейдистской теории. Он пропускал или отвергал ключевые факты; каждый абзац воплощает присущие его взгляду странности; он высказывал идеи по спонтанной ассоциации и вылепливал свои примеры и иллюстративные изучения так, чтобы они выглядели правильно. Взгляд Фрейда, как и любого другого человека, который не смотрит глазами веры, был мощным отрезным станком, установленным на столе под углом 75 градусов. Когда он разрезает древесину на доски, то каждая доска разрезается криво. Но вера видит истину, она разрезает доски под правильным углом.

Всё это — давняя проблема слепых и слона. Потенциальные студенты и лечащие изображают животное деревом, змеей, веревкой, стеной или листком, а потом, довольно естественно, пытаются лечить от проблем, которые они описывают. Каждый видит много вещей, но кто ясно видит, чем они на самом деле являются? Если толкование правильно, то исправительная движущая сила действует против нашей склонности игнорировать, неправильно истолковывать и выдумывать факты; если же толкование ложно, действует искажающая движущая сила, чтобы разрушить даже глубочайшие наблюдения и лучшие намерения.

Из-за этих эпистемологических воздействий наше взаимодействие с мирскими знаниями должно иметь осознание себя и намеренную двойственность, мы должны постоянно учиться и постоянно разоблачать, постоянно смотреть дальше того, что мы слышим, в свете того, что мы уже знаем о вере, постоянно расширять пределы применения веры. Посмотрите на конкретный пример. Теория Альфреда Адлера продолжает оказывать глубокое влияние на современные виды психологии. Он является основателем когнитивной психологии, устройства семьи, теории самооценки и техники стратегического вмешательства в консультировании. Его идеи наполняют многие книги по воспитанию детей и образованию. Насколько же полезны детальные и эрудированные описания «комплекса неполноценности» в бывших маленьких людях (Adler, 1927), когда, с точки зрения веры, «комплекс желаний тела и ума» порабощает и убивает постоянно грешащих людей любого размера (Еф. 2:3)? Адлер дерзок, он катализатор? Возможно. Если мы усиленно и долго не думали о собственной точке зрения, то, как и любая другая теория, заняться этим подтолкнет нас он. Учит ли он вещам, аналогичным библейской истине? Конечно. Теория была бы болтовней, если б не содержала хотя бы полуистин и формальных схожестей. Приводит ли он иллюстрации и информацию? Обогащает ли нашу базу знаний? Если мы не знаем многого о людях, то Адлер дает нам много информации. Но мы должны переистолковывать всё. Его список человеческой распущенности (тщеславие, зависть, алчность, ненависть и малодушие) звучит правдоподобно, если не учитывать того, что каждое описание искажено его теорией. Он видит грех, но чтобы как-то его решить, он называет его чем-то другим. Если мы уже хорошо знаем людей, то Адлер мало что прибавит. Опасен ли он? Да, Адлер пытается обратить нас в свое мировоззрение. Его методы передавать свою идею (личная скромность, авторитет науки, яркое изложение) — искусны риторически. Итог? Адлер видит безумие человеческого сердца глазами этого же безумия. Нужно полностью переистолковать то, что он видит наиболее точно, и о чем более всего беспокоится. Мы никогда бы не объединили Адлера с верой; вера наиболее здраво объясняет лучшие наблюдения и намерения Адлера. Наш взгляд «обращает» его взгляд, качественно изменяя все его «факты».

Вера утверждает, что Бог всё видит, должным образом взвешивает и контролирует согласно Своим целям. Библия учит нас видеть всё (или большую часть) Божьими глазами (или чем-то похожим на Божью точку зрения). Конечно же, исповедующие веру не защищены от ослепления, искажения и фальсификаций. Но Бог терпеливо учит нас (каждого по отдельности и вместе, на протяжении десятилетий и столетий), как видеть то, что нам больше всего нужно увидеть. Искупление проявляет исправляющую динамику.

Как же мы тогда должны относиться к психологической информации? Беритесь за дело, это жизненные вещи, которым только вера может придать смысл или правильно их оценить. Масштабы и глубина нашего понимания возрастают по мере того, как мы из ситуаций приобретаем опыт. Особенно беритесь за «документацию людей» — реальные жизни. Познайте себя. В древней молитве говорится: «Мы слишком долго следовали планам и желаниям собственных сердец». Смотрите, куда вы идете (в обоих смыслах этого слова), и вы сможете также понимать и других людей. Непосредственно узнавайте других людей: общайтесь, поддерживайте связь, заботьтесь, замечайте. Беритесь также за любую другую «документацию» — изображение человеческой жизни, которое также нужно истолковать с точки зрения веры: художественная литература, история, межкультурные изучения, фильм, популярная музыка, культурная антропология, ежедневная газета и много других вещей, чей эпистемологический статус равен статусу современных видов психологии. Мы можем научиться от и взаимодействовать с чем-угодно, если имеем осторожное предуведомление о нагруженной теорией информации и хорошо отработанную способность мыслить, исходя из собственной точки зрения (Евр. 5:14).

 

Психология как конкурирующие философии жизни и теории личности человека

Теория и мировоззрение являются интеллектуальным центром психологической деятельности, «доктринальным ядром». Мы намекали на это доктринальное ядро в «непосредственно психологии», и мы были вынуждены серьезно считаться с ним при обсуждении психологии как знания. Позже мы увидим, что это доктринальное ядро проникает в психологию в качестве терапии, социального учреждения и культурного этоса (стиля жизни). Современная психология в своей наиболее характерной форме является рынком различных популярных философий жизни. Разные философские школы дискутируют друг с другом (виды психологии, а не психология). Каждая толковая система психологии включена в ряд категорий и штампов, которые отображаются на жизни. Нормы и идеалы устанавливают стандарты, которым ставят диагнозы, и к которым стремятся виды терапии, пытаясь превратить жизнь во что-то более достойное существования. Такая схема направляет встречи по консультированию к предполагаемому «образу», каким должен быть человек. Как интеллектуальные системы теории личности являются «альтернативными видами духовности», которые предлагают «конкурирующие «слова» о природе человека». Они «хотят, чтобы их «слова» были серьезно приняты, формировали наши души, а их виды терапии были действенными методами насаждения собственных идей в нас таким образом, чтобы мы росли в определенной ими форме» (Roberts, 1993, pp.4, 10). Так же как существует много философий и религий, не удивительно, что будут существовать и противоречивые виды психологии, пока не придет Царствие Божье, и пока каждый не увидит конечную истину о наших душах.

Психологи-профессионалы часто сокрушаются по поводу неловкости своих моделей, буксования, которое возникает между жизнью как таковой и исправлениями теорий. Следующее всегда было частью народной мудрости в специализации по психологии: «если хочешь на самом деле понимать людей, читай Достоевского и Шекспира». Представитель психологии Гарри Стек Салливана формулирует проблему следующим образом:

Читатель может увидеть, почему психиатрию так часто обвиняют в упрощенности. Потому что пока описанные существа… могут хоть как-то быть похожими на животных или на паровозы, или роботов, или электронные мозги, он не создают впечатления людей. По сути, они являются компонентами теории, скорее гуманоидами, чем людьми… Кажется, что были пропущены именно те качества, которые более всего присущи людям. Это просто насмешка, когда от психологии обращаются к повестям Достоевского для того, чтобы узнать, что, насколько бы гнусными, незрелыми или растрепанными ни были его герои, у них всех больше человечности, чем у идеала со страниц психиатра.

Farber, 1956, p. 110

Где же найти психологическую модель, в которой прижились бы герои Достоевского и Шекспира? Какой бы неопределенной и двойственной ни была личная вера этих авторов, они описывали жизнь людей характерными человеческими терминами, которые отображали вселенную того добра и зла, о котором говорится в Писании.

Психологи-профессионалы также расстроены тем, что кажется невозможным разрешить хаос в их сфере деятельности. Роберт Коулз пишет: «Всё это, как говорят, в «сфере деятельности», которая слишком предрасположена к идеологическому расколу и вражде, если не к открытой междоусобной войне» (Coles, 1995, p. XXV). Карл Юнг, который положил начало первому расколу в движении психоаналитики, придал распаду оптимистичный вид:

Трудная реальность [породила] нежелательное расширение пределов. В первую очередь, вероятно, сыграло то, что необходимо было признать вероятность разных толкований наблюдаемого материала. В результате возникли разные школы диаметрально противоположных взглядов…

Вследствие этого в психотерапии мы столкнулись с ситуацией, похожей на ту, что происходит в современной физике, где, например, существует две противоположных теории света…. Наличие в психологии многих возможных точек зрения не должно давать основ для предположений, что противоречия несовместимы, а разные взгляды лишь субъективны, и потому несопоставимы. В разделе науки противоречия указывают лишь на то, что его предмет проявляет характеристики, которые на данный момент можно понять только с помощью антиномий… И вот, душа безгранично сложнее, чем свет; следовательно, для того, чтобы удовлетворительно описать природу души, необходимо гораздо большее количество антиномий (Jung, 1966, pp. 3–4).

Спустя многие десятилетия, не появилось никакой соединяющей теории, которая была бы в силе примирить противоречия. Наоборот, эклектицизм стал повальным увлечением. Единственная теория, очевидно, способная объединить сферу деятельности в ближайшем будущем — это беспощадно антипсихологическая биопсихиатрия, которая насмехается над всей волокитой, происходящей вокруг души. Она не соединяет их, а просто разметает. И хотя эклектицизм предлагает прагматичный способ, как продержаться, это интеллектуальный совет отчаянья. Различия в теориях между мирскими видами психологии несовместимы и несопряжены, как верил Юнг. Такие теории поистине несопоставимы, так же различны, как называть слона деревом или змеей. Дерево и змея — не совместимые перспективы, а противоречивые искажения. Объединяющая теория — это вера, которая вводит нас в coram Deo. Наша Великая теория объединения (ВТО) способна понять, как совершенно и безудержно слоноподобных людей можно образно описать с ногами, как дуб, или стволом, как гибкий и сильный питон. Но мирские теории материализуют свои метафоры («это дерево») и упускают сотворенных Богом существ.

Другие наблюдатели создания современных теорий психологии также скептичны в плане правомерности таких плодов. Историки проявляют дальновидность относительно увлечений, сотрясающих десятилетие, поколение, столетие. Томас Кун (1970) считал психологию «ненаучной», поскольку они никогда не имела какой-либо установленной системы воззрений: «Противоречия в основах, похоже, характерны для психологов», как и противоречия в философии, искусстве, религии и политике (p. VIII). Карл Поппер полагал, что:

Теория истории Маркса, психоанализ Фрейда и так званая «индивидуальная психология» Альфреда Адлера… хотя и представлены как наука, по сути, являются более схожими с примитивными мифами, чем с ней… они больше напоминали астрологию, чем астрономию…. «Клинические наблюдения», как и другие наблюдения — это толкования в свете теорий…. Эти теории описывают некоторые факты, но в стиле мифов.

pp. 34, 38

Джеральд Гроб называет поиск причин человеческого беспокойства и трудностей «Святым Граалем» теории, но:

проблемы объяснения человеческого поведения, нормального и аномального, кажутся вне компетенции людей. Например, само понятие душевной болезни не может быть взятым отдельно от более глубокой и основательной проблемы объяснения их природы в целом и поведения в частности.

Grob, 1998, p. 203

Джордж Марсден говорит о дальнейшем противоречии, присущем столкновению между психологией веры и верованиями психологии: «очевидно сложнейшей задаче объединения совершенно противоположных допущений современной психологии и евангелической теологии» (Marsden, 1987, p. 238).

В общественных науках, непосредственно в психологии (поскольку она нацелена ближе к сердцу человека), консенсус недостижим, а разногласия — свойственны. Это не причуда нашего исторического времени, которую можно разрешить, позволив психологам достигать гармонии теорий, ВТО, еще 20, 50 или 100 лет. Разделению есть причина. Мирские виды психологии гоняются за недостижимым: объяснением, что с нами не так, которое было бы чем угодно кроме греха против Бога, и исцелением состояния человека, которое состояло бы в чем угодно кроме Христа. «…сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их» (Еккл. 9:3). Теории безумных о безумных неумолимо будут включать безумие; грешники создают греховные теории о грешниках.

Но заметить явно несовместимые точки зрения — не значит оставить за собой последнее слово. Христианская позиция не зиждется на скептицизме. Наша точка зрения основывается на истинной системе воззрений, которая, насколько это возможно, подвергает остальные объяснения человеческой жизни глубочайшей критике. Отрицание Томасом Куном видов психологии как «предпарадигматических» является правдой всего лишь наполовину. По сути, есть глубинная система воззрений, которая объединяет виды психологии, не смотря на лежащие на поверхности несовместимые психодинамические, бихейвиоральные, экзистенциальные, когнитивные и биологические теории. Грех типичным образом влияет на создание теории, и мирские виды психологии проявляют основательную парадигматическую общность. Все соглашаются на том, что люди скорее самостоятельны, чем ответственны перед объективным Богом, Который действует и говорит. Все соглашаются на том, что проблемы у людей из-за чего угодно кроме греха, и их можно объяснить чисто психологическими, психосоциальными либо психосоциальносоматическими терминами. Все согласны поставить какой-либо определяющий фактор, чтобы заменить выбор за или против Бога в качестве основного, особого и распространяющегося вопроса человеческого существования. Все согласны, что ответы и сила изменяться находятся либо у индивидуума, либо в отношениях между людьми, либо в медицинской химии. Все согласны, что что угодно кроме Иисуса Христа и служения Слова будет ответом на грех и страдания, другими словами, на наши дисфункции, дисфории и синдромы. Все занимают себя попытками доказать, что правильно что угодно кроме взгляда христианства на происходящее. В самом глубоком смысле все разнообразные виды психологии одинаково неправы. Какими бы поразительными ни были их наблюдения и влияние, они насаждают ложное понимание своим приверженцам. Их надо подвергнуть радикальной демифологизации с помощью предположений христианства и пригласить к осмысленному покаянию.

Мы часто забываем кое-что очень важное. Вера — это теория, взгляд на человека которой прямо состязается с теориями личности. Это также терапия, чье исцеление душ прямо противостоит современным видам психологии. В двадцатом столетии христианство обычно не считали (часто даже не представляли) рациональной системой. Ее образ — форма суеверия, морализма или иррационализма, которая была замещена рациональными системами. Конечно же, Библия, Августин, Аквинский, Кальвин, Бэкстер, Эдвардс или Уорфилд никогда бы не согласились с таким определением веры! Образ неправилен. Но те, кто придерживается христианской веры, сталкиваются с двумя проблемами. Первая порождена нами самими: мы склонны сокращать масштабы и глубину веры. Мы низводим ее к «духовным» вещам; мы считаем Писание вспомогательным «источником» помощи в проблемах, определять которые мы позволяем другим. Мы делаем ее источником лишь «основных верований» нашего мировоззрения, но не подробностей. Мы теряем детали, значимость, цель и широту Божьего общения в Библии. Писание не обсуждает динамику нашей души в форме учебников по психологии, научных исследований или самоучителей, Оно говорит о нас и обращается к нам лучшим образом.

Вторая проблема атакует нас извне. Нашей теистической рациональной системе прямо противостоят системы натуралистические рациональные. Мирские теоретики души находятся среди современных писателей (включая христиан!), которые считают, что взгляд веры на душу не идет дальше предписаний поведенческой моральности, исполнения священнических ритуалов, выявления религиозных переживаний, сражений с демоническими духами, исповеданием неясных доктрин с низкой итоговой ценностью для дела исследования души и уменьшения ее проблем. Но мы, те, кто придерживается христианской точки зрения, должны просто сказать: «наоборот…» Душа, если понимать рационально, действует так, как Бог об этом говорит, и действует она, имея отношение к Богу. Любая теория, которая объясняет основную деятельность души как инкапсулированную сущность, социальную составляющую или роль в социальной системе, эпифеномен биологии или какую-то комбинацию всего этого, неправильна по рациональным причинам.

Да, но с середины 1800-х был серьезный недостаток новых пасторских теологических трудов среди верящих в Библию. Пасторское консультирование, по большому счёту, было частью мирских видов психологии и либерального богословия (Holifield, 1983). Те, кто придерживается веры, были интеллектуально оцеплены и заняты другими аспектами миссии церкви. При отсутствии собственной четко сформулированной и умело применяемой мудрости церковь часто неловко заимствовала ее из достижений тех, кто был посвящен вычеркнуть грех, как рациональный диагноз, и Христа, как рациональное исцеление. У церкви было мало чего значительного сказать или сделать относительно тех явлений, проблем и конфликтов, которые теперь называются психологическими, душевными, социальными, эмоциональными, поведенческими, возрастными, межличностными, межкультурными, темпераментом или адаптацией. Но даже при беглом чтении Библии видно доминирующее беспокойство относительно именно этих вещей. Современные виды психологии присвоили (или им отдали) самое главное в вере. Мы уступили и обратились к мирским мудростям и пренебрегли развитием собственной мудрости. Мы должны вернуть обратно главное в вере.

Нам нужно выполнить работу. Мудрость, достаточная для заданий консультирования, не является настоящим достоянием церкви, и такая мудрость легко не приобретается. Это будет личное и общее достижение за долгое время. Воплощение веры в историю находится в процессе развития и всегда будет. Но нам не нужно создавать свою теорию ex nihilo. Для третьего тысячелетия библейская психология проложит новые пути, но объединившись с дошедшей до наших дней традиционностью, расширяя масштабы ее применения.

 

Психология как психотерапия

Профессионалы душевного здоровья разговаривают с людьми, пытаясь помочь им решить проблемы их жизни. Стратегии и практика консультирования разработаны, чтобы способствовать изменениям верований, поведения, чувств, отношения, ценностей, взаимоотношений и т.п. Цель вмешательства в беседе — функциональные вещи (не психология, не социальные условия), такие как сердце, душа, разум и сила. Теория направляет вмешательство так же, как и формирует наблюдения. Невозможно пытаться помочь другому измениться без идеала жизнедеятельности человека, обычно ясного, но и легко находимого, если он скрыт. Идеалы устанавливают критерии «добра и зла», как бы сильно профессионалы ни отвращались от их моральной природы. Идеал — это зеркало, в котором профессионал определяет подходящие неудачи: проблемы, дисфункции, заболевания, синдромы, грехи. При поставленном диагнозе идеал служит маяком, к которому будет стремиться умышленный разговор. Такие беседы — шаблонные приемы в психотерапевтических профессиях, которые возникли в западной культуре в двадцатом столетии.

Мы легко забываем, что консультирование стало частью определенных ролей психиатра, социального работника и психолога лишь за последние пятьдесят-сто лет. Роли и функции «профессионалов душевного здоровья» не являются исходными естественного процесса, это социокультурный вымысел. В Америке беседы-консультации стали ассоциироваться с психиатрами в 1910-х, с клиническим социальным работником — в 1920-х, с клиническим психологом — в 1940-х. До этого психиатры были докторами и администраторами, социальные работники разрешали вопросы общественных условий, а психологи занимались исследованиями и тестированиями. Америка двадцатого столетия увидела взрыв профессий, обещающих помочь людям с их проблемами путем разговоров с ними, и в последствии заявляющих, что такие беседы — прерогатива их профессий. До двадцатого столетия конструктивный разговор проходил неформально с семьей, друзьями и наставниками, в то время как только у пасторов были какие-либо основания и история для намеренного разговора-вмешательства. Но пастора потеряли свое лидерскую роль в консультировании людей с проблемами в период между гражданской войной и 1920-ми, поскольку «анализ духовенства оставался примитивным» в то самое время, когда вне церкви возникли сильные конкурирующие модели и профессии (Abbott, 1988, p. 282).

Что же это за экзотический термин — психотерапия? Вот как Фрейд описал общение между консультантом и консультируемым:

Между ними не происходит ничего кроме разговора друг с другом.

…[Терапевт располагает пациента] к разговору, выслушивает его, говорит с ним, в свою очередь, и предлагает выслушать его…. «Итак, это что-то типа волшебства, … вы говорите и выветриваете его недомогания». Совершенно верно. Это было бы волшебством, если бы срабатывало быстрее…. Такое замедленное волшебство теряет свою сверхъестественную природу. И, кстати, давайте не будем позволять себе презирать это слово. В конце концов, это же мощное орудие, способ, с помощью которого мы передаем свои чувства друг другу, наш метод влияния на других людей.

Freud, 1926, pp. 187–188

Психотерапия — это беседа, в которой «врач» стремится «исцелить» «пациента» (медицинская метафора особенно неуместна при описании происходящего, но особенно полезна идеологически). Такие разговоры происходят «под управлением врача», который «играет роль эффективного постороннего лица; он использует влияние, которое один человек способен оказывать на другого». Всё это — «процесс обучения», лекарственное «постобразование» под руководством авторитарного и заботливого эксперта, который стратегически вмешивается в жизнь другого человека (Freud, 1916, p. 312). Похожее могли бы сказать и представители любой другой школы консультирования: когнитивной, бихейворальной, экзистенциальной, адлеровской, семейных систем, вразумляющей и т. д. Даже Карл Роджерс должен был бы это сказать, поскольку его предположительно «ненаправленное» консультирование на самом деле тайно исполняло весьма направленные вещи.

Если говорить словами веры, всё консультирование пытается быть пасторским, пася души заблудших овец. Основные орудия всех видов консультирования одинаковы: «говорить истину в любви», со всеми составляющими любой эффективной и этической попытки убедить других. Личная целостность, смирение, щедрость, терпение и доброта порождают веру и доверие. Ответственность, изобретательность, метафора, повторение, повествование и уместность, возникающая из собранных вами фактов, делают общение ярким и существенным. Послание (некая «истина» о том, что правильно, что должно быть и как этого достичь) желает реструктуризировать и переучить душу. Современная психотерапия — это просто попытка исполнять личную пасторскую работу, служа другим богам, идеалам, диагнозам, другому евангелию. Мирская психотерапия — это «пасторская работа», исполняемая «мирскими пасторскими сотрудниками» (Freud, 1926, pp. 255–256). У веры есть собственная версия пасторского труда — настоящая, лучшая, постоянно обновляемая, какой бы они ни была бесплодной или непонятной в какой-то определенный исторический период.

Вера учит нас вести проницательную критику психотерапевтической деятельности, создания теорий о людях и психологической информации. Но как быть с примерами здравого смысла и взглядов, рассеянных по книгам по психологии: совершенно точными наблюдениями, заботой и помощью в психотерапии, располагающими личными чертами характера отдельных психологов? Лучше всего можно сказать так: это не присуще логике любой мирской психологической модели, равно как и глупость, невежество, запутанность и неприятные личные черты характера не присущи вере. Первые — счастливые противоречия, последние — несчастливые противоречия. Первые происходят не из определенно мирского психологического, а из оставшегося образа Бога и предопределенной Богом общей благодати, которая расточает благословения и сдерживает зло. Последние не возникают из характерно библейского, но из оставшегося греха и неполного искупления как каждого индивидуально, так и всех вместе, пока не наступит день, когда Христос завершит начатое в нас доброе дело.

Опять же, в качестве примера подумайте об Альфреде Адлере, не потому, что он настолько необычен, но потому, что он настолько типичен. Христианство опровергает его теорию о том, что ходовой [движущей] силой души является желание компенсировать неполноценное детство. Но Адлер был проницательным наблюдателем природы человека и стремился избегать заблуждений редукционизма Фрейда. Это также был заботливый человек, который широко работал с бедными детьми. Он знал, что любовь («социальное чувство») лучше, чем ненависть, изоляция, манипуляция и страх. Он четко видел некоторые вещи, а о некоторых чрезвычайно заботился.

Вот четыре дополнительные перспективы относительной доброты Адлера. Первая: общая благодать Бога. Детям трущоб лучше помогать доброй заботой, чем жестокостью и пренебрежением, а модель Фрейда следует раскритиковать. Мы можем сказать: «Благодарю, Бог, за Твою благость к детям, что Ты сдерживаешь много зла и изливаешь множество благословений». Вторая: относительная доброта Адлера указывает на что-то лучшее. Его лучшие взгляды и важнейшая забота получают должное лишь внутри полнейшей модели веры. «Здравый смысл» и «общая человечность» всегда передают шепотом слухи о библейской истине, когда они, по сути, являются смыслом и заботой. Вера всегда лучше, чем другие модели; Бог отчетливо оглашает то, что другие промямлят. Мы можем сказать: «это настолько проницательно! (или заботливо, мастерски, смиренно). А что? Он видит, говорит и делает практически также как в Библии. Славлю Тебя, живой Бог, за совершенство Твоих путей и слов». Третья: относительная доброта Адлера — обличение нам, исповедующим веру. Когда мы безразличны к людям, отдалены от человеческих нужд и глухи, если надо помочь, Бог использует пример Адлера, чтобы исправить нас. Это не для того, чтобы мы стали сторонниками Адлера, но чтобы мы выросли в большем посвящении вере. Мы можем сказать: «Mea culpa; научи нас Своим путям, Господь». Наконец, относительная доброта Адлера опасна. Все его способности и забота связаны служением безбожной модели. Он проявляет умение обманщика и чары мошенника, располагающие черты любого, кто мог бы быть убедительным. Его соответствие опыту и труд над улучшением состояния человека таят превратную намеренность его системы. Мы можем сказать: «осторожно, каким бы привлекательным он ни казался, он неправ. Боже, помоги нам жить в любви, умении и расположении, провозглашая истину».

 

Психология как система организации учреждений

Идеи и деятельность не существуют в вакууме, они где-то происходят. Будущие врачи-практики обучаются в образовательных учреждениях, которые заявляют о правах на дисциплинарную власть. Психотерапевтическая деятельность происходит в клиниках, больницах и офисах. Советы директоров изучают, аккредитуют и руководят, узаконивая как образование, так и деятельность. Лицензионные права и суды укрепляют (или дестабилизируют) социальную структуру профессиональной деятельности. Пациенты сообщаются с врачами-практиками по системе направления, которая регулярно соединяет профессионалов душевного здоровья друг с другом и с другими учреждениями: образовательными, медицинскими, юридическими, социальными службами, деловыми и часто с церковными. Если вам нужно поговорить с кем-либо, на месте всегда есть пути, которые приведут вас к профессионалу душевного здоровья. Компании по медицинскому страхованию возмещают расходы на беседы, но лишь у определенных врачей-практикантов. Издатели выбирают и публикуют учебники, самоучители, колонки в газетах и обучающие видео. Фармацевтические фирмы в большинстве журналов рекламируют спасательное воздействие прозака и засыпают докторов поощрениями за предписания. Таким образом, и даже больше, психология является «системой душевного здоровья». Власть, которой в нашем обществе оперирует психология, не возникает потому, что современные теории в действительности более правдоподобны, чем старомодные религиозные идеи, или потому что современные виды терапии наглядно более эффективны, чем вышедшая из моды религиозная деятельность, или потому что церковь потенциально не является высшим организационным учреждением по исцелению душ. Властью обладают, потому что теории и виды терапии превращаются в учреждения. Позвольте представить два примера.

Несколько лет назад на окраине Филадельфии группа парней-подростков до смерти забила одного парня бейсбольными битами. Этот инцидент вызвал огромное волнение в регионе. В школу приехали команды консультантов, чтобы помочь ученикам и учителям справиться с шоком, горем, гневом, виной, непониманием и страхом. Консультанты стремились помочь своей клиентуре принять то, что произошло, обрести утешение в горе, уравновесить воюющие требования о справедливости и милости, найти прощение, достигнуть ясности и смело идти дальше. Указанные эксперты по этим обычным проблемам души не были посредниками или представителями веры, которая, как раз, и занимается всеми этими вещами. Вместо этого профессионалы душевного здоровья проводили мирские курсы лечения. В религиозном обществе возник побочный сюжет. Рабочая группа духовенства была создана не для консультирования на передовой, но как вспомогательное средство для профессионалов. Представительные католики, ведущие протестанты и иудейские лидеры создали управляющий комитет. Консервативных протестантских пасторов подчеркнуто исключили. Никто много не говорил, но самым правдоподобным объяснением этому было то, что никому не хотелось подвергаться риску услышать такие слова как Иисус или грех при обсуждении обычных проблем души. Это — психология в действии в качестве системы организации учреждений.

Организационные структуры молчаливо формируют многие допущения, действующие против веры. Конечно же, это не факты. Организационные структуры в исламских странах действуют также как и в Соединенных Штатах, они только еще более эффективно исключают голос и присутствие веры. Но у христианских сотрудников в Африке, Индии или Корее есть поразительная свобода, возможности и приглашения заниматься психологическими проблемами претерпевающих людей. Мой друг из Индии (пастор, имеющий опыт и интересующийся консультированием) посетил в Соединенных Штатах большую конференцию христианских профессионалов душевного здоровья. Его обеспокоили брезгливость и боязнь, которые испытывали исповедующие христиане относительно внедрения веры в процесс консультирования. Они боялись, что клиенты посчитают их непрофессионалами, или что они навлекут на себя осуждение коллег или управляющих, или что даже столкнутся с порицанием от профессионалов за навязывание своих ценностей уязвимым людям, как-будто психотерапия не внедряет свои ценности на каждом шагу. Ему не понравилась поглощенность «профессиональными вопросами»: выдача патентов, установление каналов направлений от пасторов поместных церквей, проведение в поместных церквях семинаров по жизненно важным вопросам, чтобы развить платящую клиентуру, беря $115 за час беседы. Он был просто потрясен тем, как профессионалы душевного здоровья снизошли до пасторов и мирян: «В Индии лучше всего знают людей, свободно предлагают помощь и знают, как ее оказать, обычные христиане». Он ужасался тем, насколько неприметными были такие библейские категории как грех, Божий суверенитет, покаяние, вера, послушание и Дух Святой в сравнении с «Диагностическим и статистическим руководством по психологическим заболеваниям» (том IV), определением случайности в истории виктимизации личности и допущение, что консультирование исцеляет болезни. «Если люди хотят увидеть виктимизацию, пусть приедут в Индию. Но мы доносим до людей Евангелие Иисуса, и Он изменяет их, давая им надежду и новую жизнь». Его огорчение (не приобщенное к нашему социокультурному воздуху) дает статическое представление о силе внедрения учреждений.

Структуры учреждений не являются фактами естественного порядка. Они функциональны. Вера критикует действие различных сил (личных, социальных, профессиональных, политических, культурных, экономических), которые создают и поддерживают такие структуры. У веры есть столько же сказать о нормативных структурах учреждений и роли профессионалов, сколько и о теории личности и методологии консультирования. Классическим заключением являются стихи из Ефесянам 3:14–5:2, где весь народ Божий призываем мобилизироваться в контркультурное преображающееся общество. Когда церковь отходит от воли Бога, то решением не будет изменить цель и обратиться за помощью к самостоятельному профессионализму душевного здоровья, который в своей основополагающей структуре является подделкой под служение церкви. Церковь намеревается применять власть и наблюдать в сфере консультирования как за практикой личного служения (теория и терапия), так и за организационными учреждениями, которые предлагают помощь (образование, аккредитация, лицензирование, консультирование и управление). Как церковь, так и парацерковные организации должны непосредственно стоять под таким наблюдением, и парацерковные организации должны подкреплять, а не подрывать силы церковного служения. Установленная государством профессия консультанта незаконна, поскольку в качестве инструмента благодати и мудрости Христа консультировать призвана церковь.

 

Психология как этос масс

В данном последнем смысле психология — это Zeitgeist (нем.: дух времени) терапевтического общества. Сами категории опыта стали «запсихологизированными» и (поскольку современные виды психологии сильно заимствуют из престижа медицины и метафор) «медикаментизированными». Жизненные реалии существования и отношений (о которых четко говорит вера) часто представляются в медицинском или психотерапевтическом свете. Такие термины как «алкоголизм» и «дисфункциональность», быстрое разрастание синдромов, взрыв употребления риталина и прозака, а также психологическая защита в суде относятся к числу наиболее очевидных показателей данного феномена. Жизнь зависит от того, чувствуем ли мы себя хорошо, здоровы мы или больны, а не от того, что Бог думает о нас. Дух века — распространяющийся враг веры, тот воздух, которым мы дышим, массовая религия, в глазах которой нет «страха перед Богом».

Роберт Коулз описывает психологический этос как «доминирующую тему, если не одержимость в нашей народной жизни… [Это] означает настойчивую, если не лихорадочную, сосредоточенность на чьих-то мыслях, чувствах, желаниях, тревогах, граничащих с, если не включающих, солипсизм: «я» как единственная или главная форма (экзистенциональной) реальности». Этос влечет за собой «глубокую надежду и великую (мессианскую) веру» и подтверждает «грустно поучительную и отчаянную легковерность» (Coles, 1995, pp. 99–101). Терапия просочилась в христианство. Когда Джеймс Хантер оценивал тенденции в евангельском издательстве в 1980 г. (еще даже до массового «движения восстановления» позже в 80-х), он сделал вывод, что евангельскую веру переполнили психотерапевтическая, нарциссическая и гедонистическая поглощенность «чувствительностью и «нуждами» современного человека», и что та потеряла связь с традиционной протестантской формой исследования себя, пекущейся о «правлении в жизни греха и процессе умерщвления и освящения» (Hunter, 1983, pp. 99, 94; cf. Wells, 1993). Не удивительно услышать в фойе церкви людей, которые говорят о «дисфункциональном воспитании ее семьи», «его самооценке» и о «моих невосполненных нуждах». Свои жизни они объясняют скорее рамками терапии, чем Божьим взглядом на те же явления. Ос Гиннесс назвал современные виды психологии профессиями идолопоклонства и ереси. Такая терапия — «заменитель богословия, созданный, чтобы подменить веру в Бога… Психология обеспечивает нас альтернативными священниками. Искренние консультанты могут заартачиться на этом, но нет даже сомнений в том, что сама по себе психология стала идеологией, рядом идей, которые служат интересам целой индустрии» (Guinness, 1992, pp.14, 126).

Вера будет обращать людей из множества тех, которые впитывают психологию как этос, а также из тех, кто был запсихологизирован более самостоятельно. Эти обращенные нуждаются в постоянном ученичестве с абсолютно другим способом мышления и практикой, которым учит и дает пример Писание. Большую часть текущей работы консультирования и ученичества составляет прогрессивная перенастройка запсихологизированных людей на библейскую мудрость. Под культурной адаптацией люди просто подразумевают вселенную Птолемея, в которой события жизни, включая «бога» и «духовность», вращаются вокруг «я» со всеми его чувствами и желаниями. Вера учит нас дышать свежим воздухом и видеть яркий свет вселенной Коперника, в которой события жизни вращаются вокруг Бога и Христа.

 

Заключение

В том, как я представил эти шесть значений слова «психология», есть определенный логический порядок, крещендо смыслов. Наиболее значительное влияние видов мирской психологии состоит не в каких-то определенных результатах исследований, и даже не в проходящем параде академических теорий и видов терапии в профессиональных кругах. Мы живем, движемся и существуем среди структур учреждений и культурного Zeitgeist запсихологизированного общества. Наши близкие люди (слишком часто мы сами) хорошо подготовлены к жизни в обществе и глубоко приобщены к культуре ложной системы большей, чем определенные модели, которые интеллектуально и профессионально входят и выходят из моды. Поймите это правильно, уясните радикальное содержание и значение психологии веры, и мы начнем использовать возможности для веры.

Что же неясное на вид я определил термином «психология веры»? Она так же систематична, как и любая теория личности, но намного обширней, признает целые величины, к которым секуляризация слепа. Она так же практична, как и любая психотерапия, но более содержательная, внедряющая личные беседы в общественную жизнь и ресурсы. Она так же характерна, как и библейский взгляд на состояние человека и Христово исцеление. Детальное изображение психологии веры находится далеко за пределами этой статьи. Но в своем кратчайшем виде наша психология говорит следующее. Люди живут в активной подотчетности истинному Богу, который знает и взвешивает нас. Жизнь имеет отношение к Богу. По природе с рождения мы являемся поклонниками, любящими, боящимися, доверяющими, верящими, повинующимися, беженцами, надеющимися, искателями, желающими того или иного. Это не общая истина заднего плана, но конкретная первоплановая [передовая] истина, которая раскрывается в каждом движении души. Человеческое сердце и замысловатое множество реакций (поведение, эмоции, познание, память, предвиденье, отношение и т. п.) управляемы. Нам нужен либо истинный Бог, Спаситель и Господь, либо хозяин определяемых похотей, идолов, голосов, притворщиков и лжи. Таким образом, люди изначально «порочны»: морально извращены, невежественны, безумны и нечестивы в сравнении с Богом, который сотворил, поддерживает, наблюдает и оценивает нас. Он должен лично вмешаться, чтобы исправить, просветить, сделать здравомыслящими и освятить.

Мы — моральные отвечающие, но мы не живем в вакууме. Многие значительные силы посягают на нас, в какой-то степени ограничивая и формируя нас, но никогда не определяют наше основное направление. Эти силы устанавливают сцену, на которой мы живем, действуя внутри Божьего суверенного правительства и создавая контекст, в котором открываются сердца и разыгрывается верность. Всё вокруг нас имеет значение: разнообразные испытания и искушения, содействующие страданиям и счастью; неправильное и мудрое в социокультурных голосах и моделях; страдания оттого, что против нас грешат, и радость оттого, что любят; способности и инвалидность генетической наследственности и психологического функционирования; благословения и проклятия экономических, политических и технологических условий; возможности и ограничения каждого исторического периода; дьявол и ангелы и т.д. С точки зрения Библии такие вещи (наследственность и среда, материальная причина и наследственная причина) никогда не назовут решающую причину распространяющегося морального безумия нашей души, большого «Почему?», которое прикреплено к каждой теории (см. Welch, 1991). По отношению к единому истинному и живому Богу человеческое сердце является активно действующей силой. Итак, мы, люди, не являемся в своей основе лишенными, как будто среда или наследственность объясняют самые значительные вещи о нас. Мы не являемся результатом обусловленных потребностей (психология бихейвористов), невосполненных нужд (гуманистическая психология), физиологических дисфункций (биопсихиатрия) либо травмированных или противостоящих инстинктов (психодинамическая психология). Такие теории перетасовывают карты окружающей среды и наследственности, создавая гуманоидов. Мирские модели «ответственности» также перемешаны. Мы не являемся самоопределяющими, не зависимо то того, перед кем несем ответственность: перед собой (согласно таким философским видам психологии как экзистенциальная, логотерапевтическая, рационально-эмотивная и когнитивная), или перед обществом (согласно моралистической психологии). Библия учит богоцентричному взгляду как на внутренние источники жизни, так и на влияние внешнего на жизнь.

Если проблемы человека и ситуации понимаются в контексте отношений с Богом, то представленный в Библии Христос предлагает единственное достаточное и логическое решение. Правильное понимание специфики состояния человека, особенностей личности и труда Христова является единственным подходящим к замку ключом. Тогда в самом глубоком смысле вера не просто предлагает «лучшую, более истинную» психологическую модель, которая соревнуется с другими. Вера предлагает истинную, избавляющую Личность, Которая борется против пустых и вводящих в заблуждение моделей. С точки зрения веры «консультирование» в корне индивидуализировано, это личное служение Христа в контексте его искупленной и искупляющей общины. В Ефесянам 3:14–5:2 содержится изложение психологии веры в шесть сотен слов.

Я понимаю, что используемые мной в последних трех абзацах слова из Библии в воображении можно сравнить с шишкой, из которой вытянули все соки: без вкуса, без цвета, холодная, непривлекательная. И всё же, по мнению Бога, эти слова несут груз четких значений. Проблема в нас, а не в Библии. Мы должны снова открыть глубину и широту, вкус и цвет и таким образом вновь обрести добрые слова для исполнения того, что предназначил нам Бог. Это слова психологии веры, каким бы сухим или спутанным ни было наше настоящее понимание их. Каждая реформация и обновление христианской мысли и практики совершают что-то похожее: слишком знакомое обретает новое потрясающее значение. Сухие и покалеченные «истины» оживают как пустыня в цвету. Когда мы, исповедующие веру, заново откроем для себя Ефесянам 3:14–5:2, то наша собственная психология расцветет во всех шести значениях слова.

Как мы увидели, психология веры включает многообразную «психологию», которая может иметь шесть абсолютно разных значений: основное от вас до вашего времени, от наблюдений до учреждений, от разных теорий до разнообразных видов терапии. Согласованная и исчерпывающая модель веры говорит разное в каждой сфере, но общая тема также присутствует. Только преданная вере (психологии единственно правильной) психология поймет и исцелит безумие в наших сердцах, поскольку выраженное в наших жизнях безумие отмечает особые распознавательные реалии, которые имеют отношение к Богу. Наконец, психологические верования являются дальнейшими примерами безумия, которых они надеются исцелить. Они систематически подавляют как истину о наших душах, так и истину о Пастыре, Который находит потерянные души.

Правильное понимание психологии веры и психологических верований дает нам три очень хорошие вещи. Во-первых, мы станем более мудрыми людьми. Мы станем более мудрыми как личности, так и как консультанты, более зрелыми как пастора-богословы, более умелыми в исцелении душ благодатью Иисуса. Мы, каждый из нас, сильно не дотягиваем до библейской мудрости, даже если наше посвящение правдиво. Но знание воли нашего Господа дает более ясную картину цели. Весь Божий народ, индивидуально и совместно, будут возрастать в той форме мудрости консультирования, которая присуща церкви.

Во-вторых, мы будем способны наставлять псевдозапсихологизированную церковь. В наши времена верующее христианство содержит многое из мирской психологии, так же как и в другие времена, христианство содержало суеверный анимизм, языческие философии или политические программы. Психология — в наших порах, а не просто в классах, офисах и книжных магазинах. И хотя иногда мы можем жить нашей верой лучше, чем себе представляем, всё равно есть цена синкретизму, будь он вольным или невольным. (Есть соответственная цена лицемерию, когда мы живем нашей верой хуже, чем мы думаем.) Иногда лекарства веры легко терпят неудачу. Многие христиане ощущают внутренний конфликт между верой и современными видами психологии. Всё же они находят, что частично эти виды психологии «помогают», или они не видят, как вера обращается к определенным проблемам в консультировании. Они были неспособны совместить то, как современные виды психологии в одно и то же время могут обладать проницательностью и заблуждаться, как виды психотерапии могут иметь благие намеренья, но уводить с пути. Оказывается, что они с радостью воспринимаются, если их преподают и используют в консультировании лучшим путем веры. В противном случае лекарство будет тяжелее проглотить. Необходимо открыто, ясно, смиренно, используя богатство имеющихся библейских альтернатив противостоять попыткам переформировать веру в теории, методы и учреждения мирских видов психотерапии. В любом случае, мы должны развивать кротость, проницательность, ясность и твердость в наставлении наших братьев и сестер.

В-третьих, мы обретем блага, чтобы донести добрую весть этому запсихологизированному миру. Иисус призывает людей к намного большему, чем личное благочестие и преобразование нравственных норм. Существуют интеллектуальные изменения, методологические и институционные. Вера призывает к радикальному изменению отношения, которого требует сосредоточенная на Боге, толкуемая Богом и управляемая Им реальность. По мере роста христиан в интеллектуальной, практической и институционной зрелости в применении нашей собственной характерной психологии вера подорвет игровую площадку психологов. Психологическое общество бесплодно. Каждое очередное величайшее «озарение», каждое новейшее лечение — это более искусная форма болезни. Нет выхода из лабиринта, когда знание, теории, практика и учреждения носят его клеймо. Должен ворваться искупитель, истина извне. Тщетность альтернатив христианству — сильная точка соприкосновения с Истиной. Что касается видов психологии, мы призваны стать более «радикальными реформаторами» (Jeeves, 1997, p. 151). И даже больше, мы призваны стать хорошо налаженными инструментами Христовой благодати для недовольных, неловких, нуждающихся, заблудших и сбитых с толку.

Абсолютно другая психология Бога уже перевернула мир запсихологизированных людей с ног на голову, навыворот и обратно. И произойдет намного большее. По мере развития и усовершенствования характерной идеи, методов и структур учреждений веры мы можем поспособствовать этому, поскольку наш свет будет гореть ярче. Основная проверка любой модели на соотношение веры и психологии — это ее способность воодушевлять и разумно распространять евангелическое учение тем, кто посвящен психологическим верованиям. За последние сотни лет многие наблюдатели отмечали, что психологический уклад сфабриковывал и подстраивался под теологический уклад. Рассуждение о жизни велось так, будто человеческая душа жила под психологическими звездами, дыша чисто психологическим воздухом. У психологических верований нет внешней исходной точки для объяснения существования человека. Страх перед Богом не присущ ни одной теории или практике, теоретику или практику. Нет никакого Бога или авторитета — никого, к кому мы имеем отношение. Одно время церковь была истощенным учреждением, которому поручили заниматься определенной управляемой теорией психотерапией (Тит. 2:11–3:8), но не очень компетентным в своей работе (Adams, 1997). Мирские психологи успешно подняли мятеж и долгое время обладали гегемонией в сфере исцеления душ (Abbott, 1988, pp. 308–314). Но в действительности вера не является истощенной, некомпетентной и она не симулирует. Человеческая душа живет под звездами поярче и дышит воздухом посвежее: христологическими звездами, разоблачающим воздухом. Живой Бог не позволяет своему народу пребывать в спокойствии, когда одно из порученных ему заданий исполняется другими. Если мы будем правильно исполнять свою работу, то психология веры опять будет радикальной, насыщающей, истинной, благой, сияющей и достаточно грозной, чтобы быть достойной намеренного противостояния. И она одержит победу. «Вера всегда обращает век, но не как старая религия, а как новая… По-видимому, вера как минимум пять раз пошла к чертям. И в каждом из пяти случаев черти гибли» (Chesterton, 1925, pp. 255, 260–261). Когда вера соответствует психологии, мы должны направлять с помощью нашей собственной психологии, призывая всех остальных к покаянию. Честертон описал результат следующим образом: «В моем представлении, небесная колесница с громом пролетает в веках; глупые ереси разрастаются и повергаются, а простая истина пошатывается, но утверждается» (Chesterton, 1908, p. 101).

Перевод главы коллективной монографии:

Powlison, D. (2000). A biblical counseling view. In E. L. Johnson & S. L. Jones (Eds.), Psychology & Christianity: Four views (pp. 196-242). Downers Grove, IL, US: InterVarsity Press.

Комментарии

Марина
09.01.2019
Можете ли указать название статьи в оригинале? Спасибо
    09.01.2019
    Ссылка на первоисточник добавлена в конце статьи. Спасибо за внимание к деталям.

Добавить комментарий